Раскрывается понятие и содержание принципа непосредственности, а также гарантии его реализации в производстве по делам об административных правонарушениях. Анализ положений Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (далее – КоАП РФ), Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации (далее – АПК РФ), позиций высших судебных инстанций и правоприменительной практики позволяет сформулировать элементы принципа непосредственности, действующие в производстве по делам об административных правонарушениях. Их системное рассмотрение указывает на необходимость прямого закрепления данного принципа в КоАП РФ и устранения недостатков, содержащихся в действующем законодательстве. Принцип непосредственности в производстве по делам об административных правонарушениях определен в качестве требований процессуального характера, выражающихся в том, что обстоятельства, входящие в предмет доказывания и имеющие значение для дела могут устанавливаться доказательствами, исследование содержания которых осуществлялось при рассмотрении дела путем личного восприятия  субъектами административной юрисдикции с предоставлением участникам производства равных прав в их изучении, обсуждении и анализе посредством обязательной вербализации.

В практике финансовых правоотношений между государствами достаточно развиты отношения по предоставлению временно свободных денежных средств в заем, что предполагает наличие у одной стороны долга, а у другой — кредита. Российская Федерация имеет внешние долговые требования к иным государствам в результате предоставления финансовых и экспортных кредитов, регулируемых бюджетным законодательством и соответствующими межправительственными соглашениями. В результате исследования сделаны следующие выводы: а) отечественный законодатель предусматривает определенные требования экономического и политического характера к государству — потенциальному заемщику, которые позволяют сделать вывод о его финансовой устойчивости и платежеспособности, а также об отсутствии участия в каких-либо конфликтах; б) информация о программах государственного кредитования в отношении зарубежных государств закрепляется в приложениях к федеральному закону о федеральном бюджете на определенный период на условиях режима секретности; в) международные финансовые организации, в частности Всемирный банк, публикуют сведения о кредитовании развивающихся стран, в том числе и Российской Федерацией; г) наиболее активными заемщиками у России являются Беларусь и ряд стран Африки и Азии, в том числе оставшиеся с советского периода.

В статье анализируются причины необходимости проведения внешнего государственного финансового контроля деятельности хозяйственных обществ и товариществ с долей участия субъектов Российской Федерации, а также особенности проверок таких хозяйствующих субъектов региональными контрольно-счетными органами. На основе изучения нормативных правовых актов федерального и регионального уровня, актов контрольно-счетных органов субъектов Российской Федерации, практики судов и деятельности контрольно-счетных органов выявляются проблемы такого контроля, анализируются аргументы проверяемых субъектов по защите своих прав в ходе контроля и оценка этих доводов судами. Сделан вывод о необходимости включения перечня объектов, контроль в отношении которых осуществляется контрольно-счетными органами субфедерального уровня, в Федеральный закон от 07.02.2011 № 6‑ФЗ «Об общих принципах организации и деятельности контрольно-счетных органов субъектов Российской Федерации, федеральных территорий и муниципальных образований» в целях унификации подхода к внешнему бюджетному контролю. Обосновано, что финансы, имущество и деятельность указанных юридических лиц являются предметом интереса со стороны региональных органов внешнего бюджетного контроля в связи со значением этих ресурсов в процессе формирования доходов бюджетов соответствующих публично-правовых образований, а проверяющие выступают в первую очередь представителями не акционера или участника, а публично-правовых образований, защищая, таким образом, публичный интерес. Это также дает им возможность предлагать пути совершенствования нормативной правовой базы региона и процессов управления отдельными юридическими лицами.

Актуальность исследования преимущественного права на воспитание при помощи сравнительного историко-правового метода (путем обращения к советскому правовому опыту) обусловлена тем, что именно в советский период были расставлены акценты относительно приоритетного права на воспитание (между государством (обществом) и родителями; между родителями), до сих имеющие место быть в постсоветском семейном законодательстве. В статье проанализированы причины изменения приоритетных субъектов осуществления воспитания ребенка в исторической ретроспективе. Проблемой выступает то, что в постсоветский период одни правоприменители, опираясь на ст. 6 Декларации о правах ребенка 1959 года, стали при рассмотрении дел об определении места жительства ребенка признавать приоритетное право на воспитание за матерью, а другие правоприменители руководствуются принципом равенства прав обоих родителей, зафиксированном в Семейном кодексе РФ. В статье освещены аспекты данной проблемы и предложены пути по ее решению.

В статье анализируется возможность применения категорий «публичное юридическое лицо» или «юридическое лицо публичного права» в гражданском праве. Применение рассматриваемой категории к юридическим лицам — органам публичной власти обусловлено проблемой дуализма их правового статуса. Этот дуализм проявляется в том, что, участвуя в гражданских правоотношениях как самостоятельные субъекты, юридические лица — органы публичной власти не перестают быть частью публично-властного механизма, что влияет на самостоятельность их воле образования и волеизъявления, ставит под сомнение наличие у них самостоятельного интереса, отличного от интереса всего публично-правового образования. При определенных обстоятельствах юридические лица — органы публичной власти могут участвовать в гражданских правоотношениях от имени и в интересах всего публично-правового образования. Это осложняет на практике разграничение таких форм и требует своего разрешения в науке гражданского права. В качестве видообразующих особенностей публичных юридических лиц автор выделяет их неотъемлемую связь с создавшим их публично-правовым образованием и специфику правового режима их имущества. Применяя обширный набор методов, в том числе сравнительно-правовой и формально-юридический, с позиции системного научного подхода автор приходит к выводу о необходимости исключения возможности наделения органов публичной власти правовым статусом юридических лиц и определения самих публично-правовых образований — Российской Федерации, ее субъектов и муниципальных образований — как публичных юридических лиц взамен правового статуса sui generis. Несомненной ценностью настоящей работы является описание рисков такого нововведения, вызванных некорректным пониманием существа публичного юридического лица.

Автором исследуется доктрина суброгации в историческом и сравнительно-правовом аспектах. Анализируется взаимодействие правил о суброгации и регресса, изучаются случаи применения правил о суброгации к регрессным требованиям. Взаимодействие регресса и суброгации не ограничивается лишь использованием по умолчанию той или иной модели в зависимости от нормативного регулирования правового института. Это касается применения принципа nemo subrogat contra se в части запрета действовать во вред кредитору по основному обязательству в случае его частичного исполнения, возможности перехода регрессных обязательств к другим лицам по механизму суброгации. В ряде случаев следствием исполнения регрессного обязательства может стать суброгация регрессату прав, имевшихся у регредиента. Автором анализируется выбор законодателя в части модели обратного требования в поручительстве и страховании. Указывается, что в ситуации, когда правопорядок не дает исполнившему лицу воспользоваться правами кредитора через суброгацию, ему предоставляется возможность возместить свои расходы посредством регресса. Регресс в этой связи не становится улучшением позиции такого лица, но позволяет защитить его интерес там, где по формальным причинам он не обладает иными правовыми средствами, что полностью соответствует режиму субсидиарного средства. Рассматриваются аргументы за и против возможности исполнившего лица самостоятельно выбрать модель обратного требования. Делается вывод, что de lege ferenda имеются основания для возможности исполнившего лица в ряде случаев (в первую очередь при солидарной обязанности) самостоятельно выбрать модель обратного требования, если это не будет осуществлено в ущерб интересам должника и третьих лиц.

Одним из процессуальных инструментов, обеспечивающих выполнение судами общей юрисдикции при рассмотрении дел в порядке гражданского судопроизводства задач по укреплению законности и правопорядка, а также предупреждению правонарушений, является институт частного определения. Частные определения имеют продолжительную историю своего развития, в течение которой они прошли путь от подлежащей обязательному применению формы процессуальной реакции суда на выявленные нарушения законности или правил социалистического общежития до меры реагирования суда на случаи нарушения законности, отнесенной к его дискреционным полномочиям. Вместе с тем, с принятием ГПК РФ значимость и эффективность института частного определения значительно снизились. Судебная статистика свидетельствует о наличии длительной и постепенно развивающейся тенденции уменьшения числа выносимых судами общей юрисдикции при рассмотрении гражданских дел частных определений. Такая ситуация обусловлена фрагментарным и пробельным правовым регулированием, его неоднозначным толкованием, разнонаправленно развивающейся судебной практикой и отсутствием разъяснений Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации по вопросам практики применения института частного определения. Кроме того, процедура контроля за исполнением вынесенных частных определений обязанными лицами в части сообщения ими суду о принятых мерах по устранению и недопущению в дальнейшем нарушений законности выходит за пределы функции суда по осуществлению правосудия и возлагает на него обязанности, присущие контрольным (надзорным) органам. Изложенные обстоятельства ставят вопросы о необходимости и целесообразности наличия в существующем виде института частного определения в гражданском судопроизводстве, а также перспективах его дальнейшего совершенствования.

В статье рассматривается проблема наличия у арбитражных решений свойства преюдициальности применительно к рассмотрению дел судами общей юрисдикции и арбитражными судами. Несмотря на то, что в настоящее время все больше исследователей и практиков склоняются к признанию за решениями третейских судов преюдициальной силы, в работе обосновывается, что такие решения сами по себе не могут иметь преюдициального значения для рассмотрения дел в государственных судах. Это связано с тем, что третейские суды не относятся к органам по осуществлению правосудия, а поэтому арбитражные решения являются результатом частно-правового способа разрешения спора и соответственно не имеют публично-правового характера. Однако не исключается преюдициальность обстоятельств, установленных третейскими решениями, при соблюдении государственными судами определенной процедуры. В настоящей работе предпринята попытка по созданию конструкции в виде определенной процедуры по признанию преюдициальными обстоятельств, содержащихся в третейском решении.

В статье с опорой на судебную практику и статистику автономной некоммерческой организации «Координационный центр национального домена сети Интернет» обозначена проблема сложности определения надлежащего ответчика в деле по доменному спору. Причины возникновения указанной проблемы автор связывает, главным образом, с отсутствием в действующем законодательстве правовой регламентации процедур регистрации и администрирования доменных имен, а также самого процесса разрешения доменных споров. В целях определения надлежащего ответчика в деле по доменному спору автор статьи анализирует материально-правовые отношения, являющиеся предметом доменных споров, и предлагает классифицировать последние на три вида в зависимости от их предмета. В статье обосновано мнение о возможности привлечения регистратора доменных имен в качестве соответчика в делах по доменным спорам, связанным с регистрацией доменного имени, или с его «обратным захватом». Приведены аргументы в пользу факультативности такого соучастия. Выявлена возможность несовпадения в одном лице администратора доменного имени и фактического владельца Интернет-сайта, на который адресует такое доменное имя, в связи с чем сделан вывод об обязательном соучастии указанных лиц в деле по доменному спору, связанному с использованием доменного имени.

Систематизация договоров позволяет решить задачи договорного регулирования на законодательном уровне. Проблема систематизации договоров в гражданском праве в целом и в праве интеллектуальной собственности состоит в том, что в науке отсутствует единый подход относительно выбора критерия, который может быть положен в основу классификации. Систематизация договоров, направленных на создание результатов интеллектуальной деятельности, является «болевой точкой» действующего законодательства, практики его применения и правовой науки. В статье обоснованно указывается на то, что законодательные решения, представленные в разд. VII ГК РФ, являются непродуманными и игнорирующими принцип системности построения законодательства о договорных обязательствах, направленных на создание результатов интеллектуальной деятельности. Проведен анализ норм о договорах, направленных на создание произведений как объектов авторских прав, и договорах на выполнение научно-исследовательских, опытно-конструкторских и технологических работ. Предложены корректировки законодательства в части переноса норм о создании результатов интеллектуальной деятельности в разд. IV ГК РФ и изменения структуры и содержания гл. 38 ГК РФ.

В статье называются и сопоставляются ключевые черты заверений об обстоятельствах и гарантий качества. По результатам исследования автор приходит к выводу о том, что гарантия качества является разновидностью заверений об обстоятельствах. Об этом свидетельствует ключевой элемент их сходства — отражение качественных характеристик предмета сделки. Ведь и заверения об обстоятельствах, и гарантия качества неразрывно связаны с договором, в отсутствие которого их существование не имеет значения. Различия между исследуемыми категориями отражают специфические особенности гарантии качества как заверений об обстоятельствах. Однако это не исключает того, что отдельные свойства заверений об обстоятельствах можно распространить на гарантию качества, и это не будет противоречить их существу, что лучше обеспечит права и интересы участников оборота, например 1) распространить правило об автономном и независимом характере заверений на действие гарантии качества; 2) допустить предоставление гарантий качества со стороны третьего лица в непотребительских правоотношениях, как это существует в случае использования заверений об обстоятельствах. Предлагается также введение правовой презумпции начала действия заверений об обстоятельствах, которая основывается на принципе осуществления права в своем интересе (п. 2 ст. 1 ГК РФ).

 В мае 2023 г. введена в действие статья 284.3 УК РФ, согласно которой объявлено уголовно наказуемым «оказание содействия в исполнении решений международных организаций, в которых Российская Федерация не участвует, или иностранных государственных органов». Избранная законодателем синтаксическая конструкция не позволяет при помощи буквального толкования однозначно определить круг действий, совершение которых влечет уголовное наказание. История появления и одобрения инициативы о включении в УК РФ ст. 284.3 демонстрирует серьезную проблему современного законотворчества: неожиданное появление и торопливое принятие проектов, которые не обсуждаются в юридическом сообществе и не получают надлежащей экспертной оценки.

Цели и задачи исследования: обосновать доктринальное толкование объективной стороны деяния, описанного в ст. 284.3 УК РФ, а также сформулировать предложения, направленные на ограничение проявлений так называемого торопливого законотворчества в уголовно-правовой сфере. В ходе исследования автор руководствовался принципами диалектического метода познания (объективности и всесторонности рассмотрения объекта изучения, историзма, всеобщей связи явлений, системности), использовал общенаучные (анализ, синтез, индукция, дедукция, описание, обобщение, классификация, аналогия) и частно научные (историко-правовой, социологический, правового прогнозирования) методы, а вместе с этим исторический, функциональный и систематический способы толкования закона.

Обосновано предположение о том, что появление официального толкования ст. 284.3 УК РФ в ближайшее время маловероятно, и предложено доктринальное толкование, которое может быть востребовано в уголовном процессе и оперативно-розыскной деятельности, а равно при подготовке разъяснений Пленума Верховного Суда РФ, соответствующих актов Конституционного Суда РФ и законопроекта, направленного на уточнение текста недавно принятого уголовного закона. Аргументирован ряд предложений о внесении изменений и дополнений в Регламент Государственной Думы Федерального Собрания РФ, направленных на ограничение прохождения слабо обоснованных, имеющих существенные юридико-технические изъяны законопроектов в уголовно-правовой сфере.

Признак особой жестокости в УК РФ находит свое отражение в ст. 63 как обстоятельство, отягчающее наказание, а также как квалифицирующий признак в ст. 105, 111, 112, 131, 132 и др. Вместе с тем содержание данного признака законом не раскрывается. Наряду с понятием «особая жестокость» УК РФ оперирует иными, сходными терминами: «истязание», «мучения», «издевательство», «садизм», «пытка». Содержание и соотношение рассматриваемых понятий представляются неоднозначными, что является предметом обсуждения в доктрине уголовного права. Судебная практика также свидетельствует о неразрешенности данного вопроса, что имеет своим результатом отсутствие единого подхода в сходных делах. В статье, среди прочего, обосновывается необходимость замены в ст. 131 и 132 УК РФ понятия «особая жестокость» понятием «садизм». Выдвигается тезис о том, что особая жестокость может иметь место при совершении преступлений, объектом которых являются не только общественные отношения, характеризующие личность, но и безопасность здоровья населения и общественная нравственность.

В статье углубленному анализу подвергается понятие выдающейся универсальной ценности объектов всемирного наследия, являющейся опорной категорией всей системы охраны уникальных природных объектов. Рассматриваются нормативные основы определения указанного понятия в Конвенции об охране всемирного культурного и природного наследия, Руководстве по ее выполнению, практике Комитета всемирного наследия и в актах его консультативных органов. Критически анализируется трехчастное деление состава выдающейся универсальной ценности, выделяются причины его появления. Исследуются способы формализации анализируемого понятия, выделяются недостатки в составлении формулировок выдающейся универсальной ценности, предлагаются различные способы совершенствования этого института. Широкое использование получает сравнительно-правовой метод исследования: все рассмотренные в статье проблемы иллюстрируются актуальной правоприменительной практикой Комитета всемирного наследия по рассмотрению состояния сохранности уникальных природных объектов, расположенных в иностранных государствах. Полученные результаты сопоставляются с проблемами охраны российских объектов всемирного природного наследия.

В статье выявлены пробелы регулирования в учредительном договоре Евразийского экономического союза в отношении статуса инвестора при смене его личного закона после осуществления инвестиций, а также в отношении процессуального механизма организации и проведения согласительных процедур в соответствии с вышеуказанным договором по инициативе физического лица — заявителя, чьи правовые интересы были нарушены.

 По итогам проведенного с позиций сравнительного правоведения и формально-догматического подхода исследования предложены перспективные решения по совершенствованию международно-правового регулирования инвестиционной деятельности в рамках ЕАЭС по выявленной проблематике с целью формирования благоприятного инвестиционного климата для привлечения иностранных инвестиций в Российскую Федерацию из стран-партнеров по ЕАЭС.

Теоретическая значимость работы заключается в формулировании авторского определения понятия международно-правовых инноваций и обозначении их признаков на основании доктринального осмысления примеров нормотворческой практики ЮНСИТРАЛ.

В статье исследуется проблема возмещения убытков за утрату шанса на наступление благоприятной возможности в будущем (выигрыш в тендере, конкурсе, судебном процессе) и эволюция взглядов на нее в немецком правопорядке. Рассматривается отличие этой концепции от упущенной выгоды. Сделан вывод, что утрата шанса может быть рассмотрена как элемент причинно-следственной связи, ограничивающий размер подлежащих возмещению убытков вероятностью наступления благоприятного последствия, и как отдельное благо, подлежащее гражданско-правовой защите по методике, сходной с применяемой для возмещения «чисто экономических убытков». Отдельно отмечается, что правило о возможности суда определять размер убытков по своему усмотрению в случае неопределенности их размера крайне благоволит возмещению упущенных шансов. Кроме того, рассматривается эффективность возмещения вреда, пропорционального утраченному шансу с точки зрения экономического анализа права. Сравнительно-правовое исследование этого института в иных правопорядках доказывает отсутствие преград к возмещению убытков подобного рода во всех континентальных правопорядках, включая российский.